Цитаты
Что же служило им защитой против пустоты? Да все вокруг, и в том числе они сами. Одни прятались от небытия внутри за спинами друзей и возлюбленных, другие затыкали дыру едой, разговорами, новыми впечатлениями, сексом — каждый воздвигал свой Редут в спешке, из подручных материалов, словно птица, строящая гнездо.
Шли в ход война, искусство, прогресс, идеи любого калибра, разумные и не очень, и странным образом пустота внутри скорее сплачивала людей, нежели разъединяла. Каждый стремился почерпнуть в соседе строительных материалов для собственной крепости. Воистину, это было мучительное соседство, пусть и необходимое, и Фотурианцы печалились, видя, как люди и сказочные существа и жмутся друг к другу, и отталкивают сородичей потому, что те отрывают от них слишком много.
Для Мифического склада ума характерны (и более того — общеприняты) преклонение перед силой, упоение жестокостью, жажда власти, могущества и одновременно — рабская угодливость, суеверность, страх перед непознанным, покорность воле капризных божеств. Не следует думать, будто житель неупорядоченной Вселенной, осаждаемый колдунами, чудовищами и тиранами, непременно считает свою жизнь замечательной. Страдание его — настоящее, невыдуманное, и это страдание мы, как строители Будущего, обязаны всячески уважать. Главная трудность — и здесь я уже согласен с Ондридом — заключается в том, что из порочного круга насилия, угнетения, болезней, жестоких чудес и беспросветной нищеты Мифическое сознание просто‐напросто не видит выхода. Единственное поступательное движение, которое ему знакомо — это превращение гонимых в гонителей, угнетаемых — в угнетателей, жертв — в палачей. Обладателям Мифического мышления такие изменения представляются качественными, однако со стороны очевидна их полнейшая бессмысленность. Когда, пролив реки крови, один тиран сменяет другого, когда дракон, пожрав предшественника, усаживается на груде его сокровищ, говорить о прогрессе не приходится.
Из выступления Пауле на 12‐х ежегодных Фотурианских чтениях
Знаешь ли ты, Квонлед, в чем главное отличие Вселенной Упорядоченной от Вселенной, где господствует Миф? В смерти, Фотурианец, в смерти и в ней одной. Во Вселенной Мифа, которую вы так отчаянно стремитесь преобразовать в нечто стабильное и долговечное, смерть — это явление преодолимое. Есть магия, что способна с ней совладать, и нередко случаются чудеса. В Упорядоченной Вселенной со смертью ничего поделать будет нельзя. Нравится тебе это или нет, но там смерть станет окончательной. Я — часть этой смерти, настоящей смерти, подлинной и непреходящей. Пока что я один, и появление мое — результат ошибки. Но будут и другие, те, что родятся преднамеренно, в соответствии с замыслом. Когда нас станет достаточно, мы сольемся в одно и распространимся по всей Вселенной. Смерть станет непреодолимой, и чудеса останутся в прошлом.
‘They’re called Bludgers. There are two Beaters on each team who carry clubs to beat the Bludgers away from their side. Fred and George Weasley are the Gryffindor Beaters.’
‘And what are the other balls for?’ Colin asked, tripping down a couple of steps because he was gazing open mouthed at Harry.
‘Well, the Quaffle—that’s the biggish red one—is the one that scores goals. Three Chasers on each team throw the Quaffle to each other and try and get it through the goal posts at the end of the pitch—they’re three long poles with hoops on the end.’
‘And the fourth ball—’
‘is the Golden Snitch,’ said Harry, ‘and it’s very small, very fast, and difficult to catch. But that’s what the Seeker’s got to do, because a game of Quidditch doesn’t end until the Snitch has been caught. And whichever team’s Seeker gets the Snitch earns his team an extra hundred and fifty points.’
Этот диалог должен был звучать как-то так:
— Четвертый — золотой снитч. Он маленький, летает быстро и поймать его очень трудно. Это задача ловца. Матч кончается, когда ловец поймает снитч. Его команда выигрывает, потому что получает за это сразу сто пятьдесят очков.
— А зачем остальные мячи? — Колин завороженно глядел на Гарри, споткнулся и чуть не упал.
— А вот хрен его знает.
His clownish xpression was heavy with grief and rage, and his clown's voice rang with despair.
Почему я так ору с этого?
Кроме того, у бактерий есть секс, который называют конъюгацией. Бактерии соединяются друг с другом с помощью особых отростков, пилей, и передают по ним наследственную информацию (чаще всего упомянутые плазмиды или транспозоны).
Я пошёл искать бактериальное порно.
После недолгого суда — если это можно было считать судом, потому что защитников у Ондрида не было, а обвинителем выступало не государство даже, а само Мироздание — Ондрида приговорили к сожжению на костре. День выдался серый, ничем не примечательный, сожгли уже десятерых, и Ондриду предстояло стать одиннадцатым. Он взошел на костер, палач подпалил хворост — и в миг, когда занялась одежда Ондрида, и тот ощутил, что вон он, мучительный конец его единственной, бесценной, неповторимой жизни — тогда‐то и случилось нечто очень странное.
Все началось с непривычной мысли — скорее даже издевательской, если принять во внимание его, Ондрида, положение. «Что это я здесь делаю?» — неожиданно спросил он себя. — «Почему я, разумный человек, не совершивший ничего дурного, должен вот так вот гореть ни за что, ни про что? Разве это не абсурдно по сути своей?». И ответил он на этот вопрос тем, что сошел с костра и пошел сквозь пламя и стражу прочь от места своей казни.
Напрасно пытались его задержать; трещали винтовки, кричали начальники «Оцепить!» и «Не пускать!», а он все шёл и шёл, словно не живые палачи его окружали, а мороки и страшные сны. Мысль победила бессмыслицу, и каждый шаг Ондрида в прямом и переносном смысле был направлен против Порядка Вещей, против жестокости мира, против всего, что от века мучает и угнетает людей.
Et il revint vers le renard :
— Adieu, dit‐il…
— Adieu, dit le renard. Voici mon secret. Il est très simple : on ne voit bien qu'avec le cœur. L’essentiel est invisible pour les yeux.
— L'essentiel est invisible pour les yeux, répéta le petit prince, afin de se souvenir.
— C’est le temps que tu as perdu pour ta rose qui fait ta rose si importante.
— C’est le temps que j'ai perdu pour ma rose… fit le petit prince, afin de se souvenir.
— Les hommes ont oublié cette vérité, dit le renard. Mais tu ne dois pas l’oublier. Tu deviens responsable pour toujours de ce que tu as apprivoisé. Tu es responsable de ta rose…
— Je suis responsable de ma rose… répéta le petit prince, afin de se souvenir.
...В начале холодного марта 2022-го я покинул свой дом с рюкзаком за спиной и с кошкой в сумке. Город вокруг меня был тихим и безлюдным, быть может, я был одним из последних людей в своем микрорайоне. Всё казалось чужим и странным образом изменившимся. Тишина и пустота там, где обычно кипела жизнь. Сгоревшие машины и чёрные пятна вместо окон в некоторых домах. Грохот артиллерии где-то вдалеке. Идя по вымершему городу, я вспоминал... Муми-тролля, проснувшегося среди зимы.
Your demands are based on a feeling of entitlement to the facts, which is very childish. You can never know all of the facts. Only I can.
And since it's impossible for me to reveal all facts to you, it is my discretion alone that decides which facts will be revealed in the finite time we have.
If I do not volunteer information you deem critical to your fate, it possibly means that I am a scoundrel, but it does not mean that I am a liar. And it certainly means you did not ask the right questions.
One can make either true statements or false statements about reality. All of the statements I make are true.
TT: Unless you're joking.
Yes.
TT: Haa haa, hee hee, hoo hoo?
Exactly.
TT: Then I guess I'll start asking better questions.
Good.
I will make a Seer of you yet.
TT: Will you?
Yes.
You can start by shoring up the reliability of your sources. You proceeded to question me believing you understood the purpose of the Scratch. You received your information about it from trolls. I assure you that in most ways, the trolls are as confused about everything as you are.
TT: Ok. Noted.
Вообще-то весь этот досталог прекрасен от начала до конца.
Ночью Кауста одолевали кошмары. Ему снилось, что он заблудился в лесу, и каждый раз, когда упускал из виду какое‐то место, оно сразу же преображалось. Поначалу вокруг него менялось лишь расположение деревьев, затем рельеф земли, а вскоре пейзаж начал приобретать неестественные, пугающие черты. То вокруг знакомого дерева аккуратным кругом оказывались расставлены стулья, то где‐то пробегало странное животное, чья тень тянулась непрерывной полосой, то горизонт начинал искажаться, а солнце — отращивать щупальца и почковаться… Под конец всё смешалось в калейдоскоп, не поддающийся описанию, и Кауст кричал о помощи, но не слышал собственного голоса. А сверху над ним склонялись лишённые тел маски лекарей…
Комочек, зажатый в его ладони, походил не то на очень сильно лежалое яблоко, не то на инопланетный гриб, не то на какой‐то непонятный орган. Решётчатая грушевидная вещица мутного цвета, перевитая странными жилками, казалась странно знакомой, но в то же время не похожей ни на что привычное. Загадочный предмет неожиданно вздрогнул и часто‐часто запульсировал. Никодимыч, матюгнувшись, выронил неведомую штуковину. Та полминуты колотилась по полу, но постепенно замедлилась, вздрогнула ещё пару раз и затихла. Мужик несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, после чего осторожно потыкал хреновину половником. Она, однако, больше не шевелилась.
Мератус без особенного энтузиазма просмотрел детальный анализ холодного порошка. Каждая песчинка на поверку оказалась крошечной косточкой или скорлупкой, внутри которой был законсервирован отдельный микроскопический эмбрион или спора — спящий разум, немногим менее развитый, чем у Разведчиков, но так густо пропитанный йаэзлои, что пробудить его было нереально. Да, по сути, и незачем. Все эти сущности, несчётные септиллионы частиц, тянущиеся на световые века во все стороны и вниз, достигли некоего исковерканного подобия нирваны, искренне желаемого небытия поодаль от Гнилого Господа, так что счесть их несчастными было нельзя ни в каком возможном виде.
Настоящее показывает, что принадлежность к нашему виду недостаточна, чтобы заслуживать любви и уважения. Взгляните на религиозных фанатиков «Исламского государства», отрезающих людям головы. Мне стыдно, что они являются представителями моего вида, с генами, похожими на мои. Без малейших сомнений я бы предпочел передать планету машинам или карликовым шимпанзе.
Мужик по фактам сказал
Американский физик и программист из Гарварда и Массачусетского технологического института Алекс Висснер‐Гросс и его соавтор предложили необычное определение интеллекта в статье, опубликованной в журнале Physical Review Letters. В работе говорится, что интеллект направлен на максимизацию свободы действий в будущем или, если изъясняться более сложным языком, на максимизацию производства энтропии (меры неупорядоченности системы) в некоторой долгосрочной перспективе.
Позволю себе следующее развитие этой идеи: наука и технологический прогресс — это постоянное расширение наших возможностей влиять на окружающую среду и на собственную жизнь. Сегодня, если бы мы захотели, то, используя имеющийся ядерный потенциал, могли бы уничтожить почти всю жизнь на планете. А вместо этого мы можем разрешить жизни развиваться дальше. Разумный человек не только никогда не допустит необратимой ядерной катастрофы (ведь обратного пути уже не будет), но и не откажется от технологии, позволяющей ему изменить направление истории.
Frigglish bothered his beard, as if unkinking a hitch in a long silk windsock. A more pedestrian audience would parse the exhibit as nervous compulsion. Behavior to petition contempt among the reasonable. He was however not surrounded by the reasonable, but the wise, a distinction in men that would forever be the difference in history's garland of treasured follies. As a matter of fact, his cadre of fellow wizards were all putting similar moves on their beards as well. The practice would evince thoughtfulness - sagacity, even - if they didn't do it all the time. Standing in line at the bank. Shooing squirrels from bird feeders. Few occasions were safe.
Zazzerpan inspected the clue. A single piece of evidence cradled in his coriaceous old man palms. It was a human bone, not striking in the tale it told alone so much as that told by the thousands like it festooning the marshy soil of the mass grave. The grisly expanse bore the texture of a decadent dessert, like one of Smarny's formidable custard trifles wobbled out on wheels for the holidays, to the dismay of a small nation.
"You're certain of this?" asked Frigglish. Despite what he was doing with his beard, he was, in fact, immersed in meaningful contemplation.
"I am afraid I am becoming more so with each terrible tick groused by that gaudy timepiece slung around your neck." In case it wasn't clear, Frigglish wore a clock Zazzerpan didn't care for. It was magic. "The massacre of Syrs Gnelph was not as written."
"What has you convinced it was the hand of our disciples in this blackness?" Executus chimed in.
"I believe... I..." a fat face stammered, eyes darting with the guilt of a thief in the throes of an unraveling alibi. "I can summon a... more pressing line of inquiry..." No, Smarny. Nobody was in the mood for a sticky bundt loaf just now.
Zazzerpan's ears fell insubstantial to any line of inquiry, pastry-oriented or otherwise. His abstruse contour carved a pondering shape in the fog carpeting centuries-dead. His eleven contemporaries too embraced the muted consternation of their great Predicant Scholar. Few wizards kept sharper adumbratives or read them with such lucidity. When Zazzerpan treated men with silence it was seldom unrepaid by the wise and reasonable alike.
It was harrowing to entertain. Zazzerpan the Learned's storied Complacency of Wizards was marked for grander descendence. Disciples hand-picked, vetted by Ockite the Bonafide and tested by Gastrell the Munificent. The twelve sweetest, most studious children a pair of elderly eyes could give their sparkle. Not the ragged guttersnipe so oft-harvested by the common Obscenity, those vituperative little beggars with hearts to corrupt as dropped bananas brown. That these chosen youngsters would turn was not merely unthinkable, but something of a roundhouse to the temporal bones of the Upper Indifference's high chamber of Softskulled Prophets.
His wisdom-savaged brow pruned further with recount of his many lessons to wouldbe successors. Lessons to advance humanity's elucidation and prosperity, an outcome this bleak trail now painfully obviated. There were few puzzles The Learned could not suspend and dissect in the recondite manifold beneath his extremely expensive pointy hat. Daring to pitch his cherished pupils in with the foul melange of history's rogues, the heretofore abstract scourge that built up civilizations with ungodly magic and tore them down with joyful malice, would prove an intellectual trespass to make his calcium-deficient bones quake.
And more daring yet was the only question that now mattered. Could a bunch of bearded, scraggly old men in preposterous outfits hunt them down? He didn't have an answer. Only a simple observation so blunt and uncharacteristically jejune for the lauded sage it was breathtaking in its selfevidency.
"We're going to need more wands." (Wow. Think of something better.)
Я хочу прочитать его весь!!!
The plans you were making were based on assumptions and fabrications of your imagination. You were writing more stories, much like those about your false magical men.
TT: Could we get to the point?
Yes, I was about to say.
We should hurry this along. My visitor is beginning to set things on fire.
TT: You have a visitor?
TT: Who?
Some guy.
I was joking anyway. I am not in a hurry at all.
TT: You tell jokes?
Yes.
Haa haa.
TT: So, your visitor isn't setting anything on fire then?
Oh, he most definitely is.
Hee hee.
TT: I'm really not getting this joke.
I was joking about being in a hurry.
From my perspective, this conversation is taking place in less than one second.
I type very quickly.
If you want to know what a man's like, take a good look at how he treats his inferiors, not his equals.
Но довольно скоро выяснилось, что тремя кварками ограничиться нельзя.
Ну а позже пришлось ввести ещё два кварка: b‐кварк (красивый, от английского слова beauty) в 1977 г. и t‐кварк (верхний или истинный от top или truth) в 1944 г. — каждому из них соответствуют свои квантовые числа. Все эти новые квантовые числа уже как‐то неудобно называть «зарядами», и поэтому для них ввели новый термин: «ароматы» (u‒d или обычный, s, c, b, t).
Одним из решающих шагов в построении его варианта КЭД, как он рассказал в Нобелевской лекции, был ночной звонок Уилера: «Знаете, Дик, — произнёс Уилер, — в мире существует только один электрон. Когда он движется вверх по времени — это электрон, а когда из будущего к нам, — то это позитрон. Так как он совершает множество движений, то мы, рассекая их плоскостью данного мгновения, видим много электронов и позитронов!»
По их видимым величинам и наблюдавшимся периодам он рассчитывает расстояния до них и получает, по всем двенадцати в отдельности, что эти расстояния… много больше размеров Галактики! (В оценке расстояний он ошибся примерно в два раза, но это не столь существенно.)
Поскольку в сообщении было упомянуто, что первоначально астрономы Кембриджа не исключали возможности того, что сигналы посланы другой цивилизацией, вскоре там появились представители прессы. «Когда журналисты обнаружили,что здесь замешана женщина, они проявили ещё большую активность. Меня фотографировали стоящей на стуле, сидящей на стуле, стоящей на стуле и рассматривающей какие-то диаграммы, сидящей на стуле, уставившись на какие-то диаграммы. Один из журналистов заставил меня бегать с воздетыми руками: глядите, друзья, я сделала настоящее открытие! (Архимед и не знал, чего ему в ту пору удалось избежать!) При этом журналисты расспрашивали меня о страшно важных вещах: например, выше я ростом или ниже, чем принцесса Маргарет».
Но неужели только будущие физики или, говоря в общем, учёные, изобретатели обладают такой особенностью интеллекта — выбором основных интересов в возрасте около 13 лет?
Нет, конечно, это общее явление, общее свойство нашего сознания или подсознания. Я собрал множество свидетельств (по автобиографиям!) художников, музыкантов, актёров, писателей, политиков (консерваторов и революционеров) — людей самых различных склонностей и специальностей: большинство из них выбирало направленность своего интеллекта, своих устремлений именно в этом возрасте — такое явление можно назвать импрессингом («импрессия» — впечатление), по некоторой аналогии с известным в психологии животных явлением импринтинга («впечатывание») — молодые животные усваивают определённые навыки (например, следования за матерью, постройки гнезда) только в строго определённый период жизни, и если в этот период им не показали такие действия, они уже никогда эти навыки не приобретут.
С позиций психологии развития, наличия феномена импрессинга можно описать таким образом: анализ явлений сознания и подсознания позволяет выделить в них шесть уровней, постепенно развивающихся в ходе взросления и развития человека — это уровни: 1) сенсорный («ощущающий»), 2) моторный (познавательный или, скорее, любопытствующий), 4) эмоциональный, 5) уровень стиля мышления, 6) уровень шкалы относительных ценностей и предпочтений. В ходе эволюции животных эти уровни появлялись развивались постепенно, так что само их количество (и их сложность) увеличивается по мере движения по эволюционной лестнице, от низших животных к высшим. А в соответствии с общими законами биологии развития можно думать, что и при индивидуальном развитии они проявляются постепенно, как бы поочерёдно. (Понаблюдайте за развитием любого ребёнка.)
Институты, которые мы называем необходимыми, часто всего лишь те, к которым мы привыкли… самых разнообразных форм построения общества может быть гораздо больше, чем граждане, живущие в различных обществах, способны вообразить.
Проблемы, ставящие под угрозу жизнь на Земле, исходят от всех людей вместе, они касаются нас всех, и мы должны действовать все вместе, чтобы решить их.
Vampires were created on the planet Necros 5 by humans infected with a bacteria turned virus that spread throughout the population; turning them into either Vampires or Zombies
Бактерия, превратившаяся в вирус?.. Гениально, просто нет слов!
— Я не могу понять, почему ты производишь боеприпасы, когда это означает, что умрут тысячи людей.
— Люди ничего не стоят, а боеприпасы приносят деньги!
[В этот момент происходит взрыв!]
[Отряд солдат падает на землю, чтобы укрыться от осколков.]
— Это тяжело для нормального человека! Я же умру!
— Я вижу! Когда твоя собственная жизнь под кгрозой, твоя точка зрения изменилась!
Посмотрим, хватит ли этого, чтобы удержать меня.
Добавлено позже: Нет, не хватило. Комикс оказался настолько плох, чтобы заставить меня писать, что же именно в нём не так.
“What? SHIT!” shouted Akon, who didn't realize until later that his words would be inscribed for all time in the annals of history.
Пришло время действовать, пришло время создавать, пришло время для нас жить так, чтобы после нас могли жить другие
— Люди слабы и разобщены. Трудно первому пойти в бой. Потому что первые погибают. Я сначала удивилась, почему он меня не убил. Но потом поняла: я нужна ему живой. Он хочет, чтобы я присутствовала при его торжестве. Когда он захватит сокровища странников, когда он вернет себе власть и зальет кровью нашу планету, я должна стоять рядом с ним и видеть его триумф. А уж потом он сможет спокойно меня убить…
— И вы сидели в этом подземелье? — спросила Алиса.
— И в этом мое преступление, — ответила тихо императрица. — Я надеялась, что он не найдет никаких сокровищ. Я надеялась, что произойдет чудо — восстанут те, кто его здесь окружают. Я надеялась, что жители нашей планеты отыщут узурпатора и прилетят сюда, чтобы уничтожить его. Я ждала, что сюда прилетит патрульный крейсер Галактического содружества и его арестуют. Я надеялась, потому что боялась смерти. Но бояться и ждать — значит губить других людей. И только сегодня девочка Алиса доказала мне, насколько я была не права. И потому я выхожу на бой. Возможно, на последний бой.
Эта повесть неожиданно жестоковата. И хотя в ней куча ляпов, и сюжетных, и, как обычно, научно-технических, она меня приятно удивила. Как раз своей жестокостью, по сравнению с явно детскими и наивными предыдущими книгами. В сюжете есть несколько откровенно сказочных по своему характеру элементов, но фиг с ними.
Все сводится к одному: вместе с настоящим пониманием, позволяющим победить врага, приходит любовь к нему. Видимо, нельзя узнать кого-то, проникнуть в его желания и веру, не полюбив так, как он любит себя. И в этот самый миг моей любви…
— …Ты его побеждаешь. — Сейчас она не боялась его проницательности.
— Нет, ты не поняла. Я его уничтожаю. Я делаю так, чтобы он больше никогда не смог подняться против меня. Втаптываю в землю до тех пор, пока он не перестает существовать.
Рассказ окончен, и мы в замешательстве. Что мы хотели сказать им, какую истину пытались извлечь из этой истории? Чего мы точно не желали, так это возбуждать сочувствие к Вертен Ю. Скажем прямо: жалеть его — значит, оскорблять его поступок; значит, считать его неправильным, полагать, что можно было обойтись и без него. Подобный подход ведет к восприятию истории Вертен Ю как трагедии, несправедливости, проявления рока, губящего лучших. Все это, разумеется, не что иное, как заблуждение, типичное для Мифического мышления - и свидетельствует оно лишь о непонимании тех законов, по которым будет устроен грядущий упорядоченный мир. То, что нам, слабым и измученным Мифом, кажется подвигом, для людей вроде Вертен Ю станет нормой, поскольку люди эти будут бесконечно нравственнее, добрее и мудрее, нежели когда‐нибудь станем мы.
Железный Дровосек собирался что-то ответить, но в этот самый момент услышал странное урчание. Повернув голову, прекрасно двигающуюся на смазанных суставах-шарнирах, он увидел загадочное существо, приближавшееся к ним большими прыжками. Оказалось, что это дикий кот, который за кем-то гнался. Кот прижал уши к голове и широко разинул пасть с острыми, как иголки, зубами. Его глаза были налиты кровью. Когда кот приблизился, Железный Дровосек понял, что тот гонится за маленькой мышью. У Железного Дровосека не было сердца, но он все равно не мог допустить, чтобы хищный кот безнаказанно убил такое безобидное и крошечное существо.
Железный Дровосек поднял топор и, когда кот пробегал мимо, ловким ударом отрубил злодею голову, которая покатилась в кусты.
Охуеть, вот это двойные стандарты.
В общем-то, в сказке и ранее были глупые моменты, но это стало последней каплей. Можно простить, что герои тупят и при каждой сложности спрашивают друг друга: «Что же нам делать?» и говорят «Теперьмы все умрём», и только мудрый Страшила находит выход из ситуации. Это играло на комизм и собственно сказочность. А ситуация, что у персонажей нет мозга, сердца или храбрости, но при этом они умны, добры и храбры соответственно даже глубокомысленна. Но вашу мать, после этого, после такой двуличности, я не намерен читать другие книги.
Между тем Страшила и Железный Дровосек стали запрягать мышей в тачку с помощью принесенных ими веревок. Обвязав один конец веревки вокруг мышиной шейки, они прикрепляли другой конец к тачке. Тачка была в тысячи раз больше любой из мышей, но когда все мыши были запряжены, они могли свободно тащить ее. Страшила и Железный Дровосек сели в тачку, и мыши отвезли их туда, где спал мертвым сном Трусливый Лев.
Теперь я стану придираться.
Страшила и Железный Дровосек сели в тачку, и мыши
…начали её тянуть. Но тачка была настолько тяжёлая, что даже тысяча мышей не могла сдвинуть её с места. Не смотря на это, послушные грызуны продолжали тянуть, а тем временем петли на их шеях затягивались всё туже, пока окончательно не задушили бедных зверюшек. Дровосек, у которого не было сердца, вылез из повозки, поглядел на гору трупиков и усмехнулся: «И ты говоришь, что у тебя нет мозгов?» Страшила в ответ только зловеще захохотал.
Даже надев зеленые очки, Дороти и ее друзья были ошеломлены сверканием этого удивительного города. По улицам стояли прекрасные дома из зеленого мрамора, украшенные блестящими изумрудами. Путники шли по тротуару из того же зеленого мрамора, а щели между плитами были заполнены изумрудами, сиявшими под лучами солнца. Окна домов были из зеленого стекла. Даже небо над Изумрудным Городом было зеленое, и зеленое солнце посылало жаркие зеленые лучи.
Дах йаэзлои — грлиоран!
И все-таки не это главная беда. Главная беда в том, что ни одно из действующих лиц книги (а их в книге великое множество) не запоминается, как не запоминаются (за редким исключением) их действия, потому что они внутренне совершенно нелогичны. Герои Письменного могут поехать куда-нибудь, но могут и не поехать. Они могут вдруг заплакать, а могут и не плакать, могут совершить любой поступок в любом положении, и это никого не удивит, потому что люди это серые, неясные, какое-то тесто, а не люди. Пусть Письменный простит меня, но я попробовал проделать с его рассказами один шуточный эксперимент. Оказалось, что во многих из них можно в любом месте заставить любое действующее лицо, скажем, застрелиться. Для этого достаточно только вставить такую фразу: «А потом, вечером, он застрелился, и Маша (Соня, Катя) подумала, что так надо, и она надела новую кофточку, но не пошла в клуб, как всегда, и долго плакала, хотя бабушка, суетливая старушка, и предлагала ей чаю, а потом все-таки пошла и т. д.» Или: «Потом он вернулся в Москву, и когда ему как-то сообщили, что Маша (Соня, Катя) застрелилась, он не очень удивился, хотя и огорчился, и потом долго сидел в кино, и ему казалось и т. д.» Или: «А потом они поженились, и когда однажды Маша (Соня, Катя) сообщила ему, что бабушка, суетливая старушка, застрелилась из охотничьего ружья, они тихо поплакали, а позже они уже шли в геологическую разведку, и им казалось и т. д.»
Это, товарищи, не пародия. Это действительно можно вставить в некоторые рассказы, и читатель, в общем, не очень-то будет обескуражен. Подобным образом можно определить любое действующее лицо на любую службу, заставить его вступить в брак или отказаться от брака, упасть в яму и вывихнуть ногу или получить орден.
Так, надо запомнить этот тест!
Так что те, кто видят развратное в прекрасном, сами развратны и притом не прекрасны. Это большой недостаток.
Мы можем простить человека, создающего полезную вещь, если сам он не восхищается ею. Единственное оправдание для создающего бесполезную вещь — это то, что каждый восхищается ею безмерно.
Все искусство совершенно бесполезно.
Представьте себе, что вы выдуваете пузырь из жевательной резинки. Если вы хоть раз пытались это сделать, то знаете, что маленькие пузыри обычно сдуваются, а те, что побольше, продолжают расти (и в итоге лопаются, но этот факт мы пока что игнорируем). Вообразите, что такой пузырь начинает расти в той части плоской вселенной, которая плотно населена амебообразными существами. Кого-то из них затянет внутрь, а кто-то останется снаружи, в ужасе наблюдая, как его друзья исчезают в небытии. Но все прошло удачно, большинство амеб, оказавшихся внутри пузыря, пережили этот катаклизм и начали исследовать новый мир. Сменились поколения, и наконец ученые измерили радиус кривизны пространства и выяснили, что они живут в замкнутом сферическом космосе. Все это время пузырь продолжал расти, поэтому к данному моменту туннель, соединяющий его с материнской вселенной, уже находится за пределами их космического горизонта. Они живут в замкнутой расширяющейся вселенной, не зная о своей связи с плоским бесконечным космосом. Возможно, в их мире существует миф, повествующий о боге, который выдул их вселенную из другой вселенной, населенной богами, которые целыми днями занимаются только тем, что надувают другие пузыри. В это же время существа, оставшиеся в материнской вселенной, наблюдают, как вход в пузырь становится все уже и уже, пока наконец не закрывается вовсе. Вместо него остается лишь шрам на ткани пространства, отмечающий эти давние события. Вселенная-пузырь, возможно, остается соединенной с материнской вселенной чем-то вроде пуповины, но их жители уже изолированы друг от друга.
— Нет, — призналась малышка Мю. — Я не могу горевать. Я умею только злиться или радоваться. А разве бельчонку поможет, если я стану горевать? Зато если я разозлюсь на Ледяную деву, может, я и укушу ее когда-нибудь за ногу. И тогда, может, она поостережется щекотать других маленьких бельчат за ушки только потому, что они такие миленькие и пушистые.
— И еще, — сказал Пашка. — Они выбрали своим логовом старый танк, который утонул во время той, последней войны. Убийцы, рожденные войной, жили в танке, который был сделан для войны.
Австрийский физик Антон Цайлингер с группой коллег провели несколько потрясающих экспериментов, заставляя все бо́льшие и бо́льшие объекты проходить через препятствия с двумя прорезями, чтобы проверить, будут ли они вызывать интерференционные узоры, как электроны и фотоны. В 1999 году они успешно провели интерференцию фуллеренов – крупных сферических молекул, похожих на футбольные мячи и состоящих из 60 атомов углерода. Недавно они включили в свои опыты крупные органические молекулы и планируют проверить, могут ли вирусы находиться в суперпозиции квантового состояния и интерферировать. По мере увеличения объекта и уменьшения его волны де Бройля становится все сложнее (а также все дороже) изолировать объект от внешнего влияния и поместить его в суперпозицию двух или более квантовых состояний. Если бы всего один фотон вырвался из коробки, отскочив от кота, и если бы мы зафиксировали его движение, мы смогли бы определить, стоит кот или лежит. Всего один фотон мог привести к коллапсу волновой функции кота. Придет день, и ученые, экспериментирующие с квантовой интерференцией, попытаются провести через препятствие с двумя отверстиями бактерию. Как жизнь отреагирует на квантовую суперпозицию? Предполагает ли она классическое состояние материи?